17 июля 2011 в 6:34

Обзор книги «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930—1940 годы»

Раздел: История СССР
Метки: Книга
Просмотров: 3976
Подписаться на комментарии по RSS

Осилил еще одну книгу — "Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930—1940 годы" Георгия Андриевского. Эта книга принадлежит к довольному редкому подмножеству книг, в которых буднично описывают жизнь простых горожан в осажденном городе, а не героические подвиги Красной Армии. Поэтому я с большим интересом прочел ее. Именно она навеяла некоторое время назад желание написать цикл заметок, начинающихся вот этой статьей, и продолженной здесь и здесь.

Что привлекательно в этой книге? Множество мелких фактов, которые очень хорошо характеризуют быт москвичей в то время. Например, такой факт

Работники ресторана «Метрополь» за войну починили 17 тыс. единиц военного обмундирования.

Казалось бы — халдеи, лабухи, но ведь это и есть те, про кого позже скажут: труд простых москвичей — неоценимый вклад в общую победу.

Интересно автор описывает самый ранний период жизни Москвы после начала Великой Отечественной Войны. В самом деле. Кто из нас задумывался, как и чем жила Москва в первый месяц войны? Вот например, 28 июня 1941 года. С тяжелыми боями Красная армия уходит из Минска. В огромном городе, где проживает 250 тыс. человек — вывешены немецкие флаги со свастикой. 9 июля захвачен старинный Псков — 60 тыс. жителей. Господин Великий Новгород — старейший город и колыбель Руси — пал 9 августа. А в это время в Москве...

Жизнь, обычная жизнь большого города, продолжалась. Все лето 1941 года на его улицах и площадях продавались мороженое и газированная вода. Люди ходили в театры, в кино, смотрели фильмы «Щорс», «Если завтра война», «Шел солдат с фронта», «Профессор Мамлок», «Болотные солдаты», «Семья Оппенгейм», «Боксеры». В летнем театре «Эрмитаж» на Петровке, совсем как в мирное время, пел Козин, танцевали Анна Редель и Хрусталев, острил Дыховичный, смешили публику Миров и Дарский.

В ЦПКиО им. Горького работал цирк шапито и выступала большая человекообразная обезьяна по имени Чарли. Чарли ездил на велосипеде, жонглировал всякими штуками, строил рожи и думал про себя: «Какого лешего забрался я из своих джунглей в эту даль, где вместо бананов бомбежки!»

Очень интересно было прочитать про советы из серии «Сделай сам». Автор немного иронизирует над сообразительностью москвичей, и приводит примеры, некоторые из которых вполне могут быть использованы и сегодня. Хотя сам и отмечает, что самим москвичам, над которыми повис дамоклов меч поражения, было не до иронии.

Противогазы же пригодились мальчишкам. Из их масок они вырезали полоски резины для рогаток.

В январе 1942 года газета «Московский большевик» учила москвичей экономить керосин. «Вскипяченный чайник, – рассказывала газета, – в течение двух часов может оставаться горячим. Для этого его нужно плотно завернуть в газету, а затем в одеяло. Можно сделать термос в виде деревянного ящика с двойными стенками, пространство между которыми заполнить опилками, соломой, бумагой, ватой. В таком термосе „доходят“ щи, которые обычно варят на керосинке два-три часа. А тут щи закипели, поставил их в термос, а через два-три часа еще раз прокипятил и все – щи готовы».

Тем, кто печатал на машинке, «Вечерняя Москва» в апреле 1942 года объясняла, как обновлять «копирку», то есть копировальную бумагу для пишущей машинки. Для этого «копирку» достаточно подержать над печкой, лампой или просто спичкой. А исправить изношенную ленту для той же машинки можно, положив ее перед уходом с работы в коробку с ватой, пропитанной керосином. Утром лента будет готова к печати.

Кандидат технических наук Луговской придумал заменитель оконного стекла. Правда, заменитель этот пропускал меньше света, чем стекло, зато из окна не дуло. Для этого надо было вырезать из бумаги листы, немного большие по размеру выбитых стекол. Потом на раму набить гвоздики, пришпилить к окну с их помощью бумагу. На гвоздики также натянуть в виде сетки шпагат, который приклеить к бумаге. Когда клей высохнет, надо покрыть бумагу слоем олифы или растительного масла. Луговской утверждал, что его заменитель стекла водонепроницаем и морозостоек.

Немало изобретательности проявили москвичи и для того, чтобы прокормиться. М. С. Французова, например, в декабре 1944 года защитила диссертацию на тему «Кинетика процесса сушки сухарей термоизлучением». Люди попроще добывали березовый сок.

Не пропадало теперь ничего и в хозяйстве. Из картофельной кожуры, которую раньше выбрасывали или скармливали свиньям, теперь пекли оладьи. Делали это так: очистки проворачивали через мясорубку, добавляли воду, муку, соль. Делали оладьи и по-другому: кожуру натирали на терке, распаривали на сковородке, подлив воду, сыворотку или пахту, а вместо муки добавляли сухие толченые листья деревьев (березы, например).

Кофе варили из желудей. Для этого собирали желуди, очищали их от чашечек, резали поперек, сушили на печке. Высохнув, половинки распадались на четвертинки, с них снимали кожицу. Очищенные желуди пересыпали в кастрюлю и обдавали крутым кипятком, после чего кастрюлю закрывали крышкой и ждали, пока вода не остынет. Потом воду сливали, а желуди сушили и поджаривали на медленном огне. Высушенные желуди мололи в кофейной мельнице, а те, у кого ее не было, – толкли в ступе и просеивали. Добавляли цикорий или кофе (для запаха). Некоторые клали в напиток корни одуванчика, а также кожицу свеклы, кабачка или тыквы – кому что нравилось. На стакан кофе хватало чайной ложки молотых желудей.

Людям вспомнился голодный 1921 год… Тогда желуди прокатывали под доской, очищая от шелухи, мельчили ножом или толкли в ступке, потом варили в двух-трех водах для того, чтобы исчез горький вкус. Варили кофе и из моркови, но он был не так питателен. Дубовые же желуди не уступали в питательности ржаной муке. Из них и делали муку, крупу, из которой варили кашу.

В воспоминаниях москвичей часто можно найти указания на постоянные предупреждения властей о необходимости соблюдать осторожность, не болтать, не терять бдительности и так далее. Часто можно прочитать про диверсантов и немецких шпионов. Мне всегда казалось, что в этом больше пропаганды, чем действительности, но Андреевский пишет про массовые попытки диверсантов нарушить светомаскировку города.

В конце июня 1941 года в Москве стали создаваться так называемые «истребительные батальоны». Основу их составили слушатели Высшей школы войск НКВД во главе с ее начальником генерал-майором Крамарчуком. Помимо борьбы с пожарами во время бомбежек, «истребительные батальоны» занимались борьбой с парашютным десантом противника, помогали милиции поддерживать порядок в городе, охранять военные объекты, ловить диверсантов и сигнальщиков. Последние подавали сигналы вражеским бомбардировщикам. Светили им фонарями, пускали ракеты. Поймать их было не так просто. Сигнальщики вставляли ракетницу в водосточную трубу и стреляли. Пока ракета летела по трубе, ее не было видно и за это время сигнальщики старались улизнуть.

Не буду перечислять и приводить множество других интересных бытовых мелочей и специфику поведения того времени. Книга очень многогранна, и в ней описывается информационная война Геббельса против москвичей.

На примере оккупированных территорий пытается показать, что могло ждать наш город. Причем автор однозначно признает те злодеяния, которые вершили немецкие войска, и не пытается обелить их. Но приводит на основе дневников и немецких газет очень познавательную информацию о жизни на оккупированных территориях. О школах, которые открывали немцы, о поддержке частных инициатив и сельских хозяйств, о попытке организовывать каике-то культурные мероприятия.

Автор рассказывает о торговле в годы войны, о жизни зоопарка, много внимания уделяет транспорту: метро, трамваям (а также вагоновожатым и кондукторам), троллейбусам... Практически все аспекты жизни охватил автор.

И даже рассказал историю знаменитого выражения «Судью на мыло». Оказывается, в Москве в 1944 году прошло ряд публикаций об узниках и порядках в концентрационных лагерях. После них укоренилось мнение, что в Москве продается трофейное мыло из человеческого жира, оставшегося после кремации узников лагерей. И это настолько вошло в обыденную жизнь москвичей, что на спортивных мероприятиях они "кричали людоедское: «судью на мыло!» Кстати, банному и парикмахерскому делу автор тоже уделяет внимание. Причем перечисляет все хитрости, которыми до сих пор пользуются представители этих профессий.

Кстати, о парикмахерах. Не все они получали деньги непосредственно с клиентов. Существовали парикмахерские, где деньги за стрижку клиенты платили в кассу. Так в них парикмахеры, чтобы получить «живые» деньги, шли на хитрость. В доме 6 по Кузнецкому Мосту (это чуть повыше Петровки, за Министерством речного флота) в наше время был известный «Дамский зал», а тогда, в 1943-м, «укромный подвальчик». И вот в этом «укромном подвальчике» парикмахер Иванов велел одной даме заплатить в кассу за подкраску волос сорок рублей, а сто рублей дать ему за его материал (краску «Урзол»).

Особенно не любили парикмахеры тех посетителей, которые отказывались от одеколона. Одеколон можно было разбавить водой и, получив от посетителей деньги за три флакона, использовать один. А если учитывать еще и наценку, то выходила приличная сумма, ведь побрызгаться одеколоном посетителю стоило около пятнадцати рублей. (В конце сороковых эта услуга стоила меньше, рублей пять, кажется.) Особенно было выгодно орошать посетителя дорогим одеколоном «Шипр» или «Красной Москвой». Брызгали из флакона с помощью пульверизатора.

Иногда расхождение во взглядах по поводу одеколона между клиентом и парикмахером перерастало в конфликт. Когда гражданин Лохбард в парикмахерской на улице Герцена отказался от одеколона, парикмахер не стал стирать с его лица мыло, сославшись на то, что нет воды. Лохбард «пошел на принцип» и потребовал «жалобную книгу». Но парикмахера это не испугало, и он негромко, но грубо отрезал: «Нечего пачкать жалобную книгу. Либо протирайте лицо одеколоном, либо идите в баню», причем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Всем хороша книга! Но к последней четверти объема автор, на мой взгляд, излишне ударяется в криминальную хронику, показывая на примерах глубину морального разложения некоторых наших сограждан. При этом приводятся случаи, которые даже в наш век рейтингов и зрелищ выглядят из ряда вон выходящими. На нескольких форумах я тоже читал претензии к книге об излишнем натурализме и цинизме (цинизме обыденности) различных преступлений.

Что хотелось бы еще отметить — довольно богатый и разнообразный фотографический материал. Причем в книге встречаются фотографии, которые я не видел в свободном доступе в Интернете, где вообще фотохроника тех времен представлена несколько скудно. Вот несколько из них — довоенная, военная, и послевоенная.